КС не увидел неопределенности в порядке привлечения к ответственности за призывы к экстремистской деятельности

Конституционный Суд вынес Определение № 579-О/2025 по жалобе на неконституционность ст. 280 «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности» УК, п. 2 и 4 ч. 1 ст. 73 «Обстоятельства, подлежащие доказыванию», п. 15 ст. 397 «Вопросы, подлежащие рассмотрению судом при исполнении приговора» УПК, п. 2 и 2.1 ст. 6 «Операции с денежными средствами или иным имуществом, подлежащие обязательному контролю» Закона о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма.

С жалобой в КС обратилась Рамили Галим, привлеченная к уголовной ответственности по указанной статье УК. По ее мнению, оспариваемые законоположения дают возможность правоприменительным органам не доказывать виновность лица в публичных призывах к осуществлению экстремистской деятельности, а также характер и размер вреда, причиненный данным преступлением, предоставляя им право отказаться от проведения необходимых экспертиз, позволяющих точно определить, что преступление совершено именно этим лицом. Кроме того, они допускают привлечение лица к уголовной ответственности за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности вне зависимости от того, удалось ли этому лицу побудить граждан к такой деятельности. Также данные нормы предусматривают на основании вступившего в законную силу приговора суда, которым лицо признано виновным в публичных призывах к экстремистской деятельности, применение к нему установленных Законом о ПОД/ФТ ограничений, представляющих собой наказание, не назначенное данным приговором. Также Рамили Галим посчитала, что п. 15 ст. 397 УПК, исключает разъяснение судом неясностей, связанных с применением к осужденному положений Закона о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма.

Отказывая в принятии жалобы к рассмотрению, КС пояснил: ст. 73 УПК закрепляет, что при производстве по уголовному делу подлежат доказыванию наряду с прочим событие преступления, виновность лица в совершении преступления, форма его вины и мотивы, характер и размер вреда, причиненного преступлением, а также обстоятельства, способствовавшие совершению преступления. Это не только не нарушает права и законные интересы лица, осуждаемого за совершение преступления, но и, напротив, является гарантией возложения уголовной ответственности лишь при наличии всех признаков состава преступления, предусмотренного уголовным законом.

При этом, добавил Конституционный Суд, степень конкретизации признаков преступления при доказывании важна для квалификации деяния в качестве уголовно наказуемого для определения основания и меры уголовной ответственности, когда эти элементы включены в конструкцию конкретного состава преступления, предусмотренного Особенной частью УК, или характеризуют обстоятельства, влияющие на назначение наказания, а также для установления закона, подлежащего применению с учетом его действия во времени, для определения подследственности, подсудности и разрешения иных юридически значимых вопросов.

КС указал, что, гарантируя права и свободы человека и гражданина, государство одновременно вправе устанавливать в федеральном законе ограничения прав и свобод в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства, в том числе предусматривать уголовную ответственность за деяния, умышленно совершенные в ущерб основным ценностям конституционного строя. При этом выбранная законодателем конструкция формального состава преступления не означает, что совершение данного деяния не влечет причинения вреда или реальной угрозы его причинения. Устанавливая преступность и наказуемость тех или иных общественно опасных деяний, законодатель может по-разному, в зависимости от существа охраняемых общественных отношений, конструировать составы преступлений, учитывая степень их распространенности, значимость тех ценностей, на которые они посягают, и характер причиняемого ими вреда охраняемому объекту.

Конституционный Суд разъяснил, что непосредственно из основ конституционного строя вытекают необходимость принятия адекватных мер, направленных на защиту Конституции, а также обязанность государства по установлению правовых механизмов, в максимальной степени способствующих обеспечению общественной безопасности, предупреждению и пресечению преступлений, предотвращению их негативных последствий для охраняемых законом прав и интересов граждан. Если гражданин, осуществляя свои права и свободы, в то же время нарушает права и свободы других лиц и такое нарушение, независимо от того, направлено оно против конкретных лиц или против общественного порядка в целом, носит общественно опасный и противоправный характер, то виновный может быть привлечен к публично-правовой – в том числе уголовной – ответственности, которая преследует цель охраны публичных интересов. При этом значение имеют не только форма выражения своих убеждений, но и способы распространения информации, а также ее содержание.

На обеспечение охраны основ конституционного строя и безопасности государства направлена и ст. 280 УК, которая устанавливает уголовную ответственность за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности и за те же деяния, совершенные с использованием СМИ и либо информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе интернета. При этом преступления, предусмотренные ст. 280, 280.1, 282 УК, совершаются только с прямым умыслом и с намерением побудить других лиц к осуществлению экстремистской деятельности, совершению действий, направленных на нарушение территориальной целостности России, либо с целью возбудить ненависть либо вражду, а равно унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе.

Читайте также

Не является преступлением, предусмотренным ст. 280, 280.1 или 282 УК, высказывание суждений и умозаключений, использующих факты межнациональных, межконфессиональных или иных социальных отношений в научных или политических дискуссиях и текстах и не связанных с реализацией намерения побудить других лиц к осуществлению экстремистской деятельности или действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации, либо с преследованием цели возбудить ненависть либо вражду, а равно унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе (абз. 1 и 6 п. 8 Постановления Пленума ВС от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности»). Следовательно, указал КС, положения ст. 280 УК не содержат неопределенности, в результате которой лицо было бы лишено возможности осознавать противоправность своих поступков и предвидеть наступление ответственности за их совершение и которая препятствовала бы единообразному пониманию и применению оспариваемой нормы правоприменительными органами.

Конституционный Суд добавил, что п. 15 ст. 397 УПК относит к числу вопросов, разрешаемых судом на стадии исполнения приговора, вопрос о разъяснении сомнений и неясностей, возникающих при исполнении приговора. Данная норма направлена на устранение таких сомнений и неясностей, которые имеются в приговоре суда и создают затруднения для его исполнения.

Читайте также

Ссылаясь на Постановление Пленума ВС от 20 декабря 2011 г. № 21 «О практике применения судами законодательства об исполнении приговора», КС разъяснил, что каждый приговор по делу должен содержать в себе ответы на все вопросы, которые подлежат разрешению при его постановлении согласно ст. 299 УПК и которые должны быть решены и изложены так, чтобы не возникало затруднений при исполнении приговора. Исходя из этого и с учетом п. 15 ст. 397 данного Кодекса суды вправе в порядке, предусмотренном его ст. 399, разрешить вопросы, которые не затрагивают существо приговора и не влекут ухудшение положения осужденного. Соответственно, оспариваемые Рамили Галим положения ст. 280 УК, ст. 73 и 397 УПК не могут расцениваться как нарушающие ее конституционные права в обозначенном ею аспекте.

КС отметил, что в соответствии с п. 1 ст. 97 Закона о КС РФ жалоба на нарушение нормативным актом конституционных прав и свобод допустима, если имеются признаки нарушения прав и свобод заявителя в результате применения оспариваемого нормативного акта в конкретном деле с его участием. Конкретным является то дело, в котором судом в установленной юрисдикционной процедуре разрешается затрагивающий права и свободы заявителя вопрос на основе положений соответствующего нормативного акта, устанавливаются или исследуются фактические обстоятельства. Между тем представленные заявителем судебные решения не подтверждают разрешение судами какого-либо вопроса на основе оспариваемых положений Закона о ПОД/ФТ.

В комментарии «АГ» адвокат Игорь Кустов отметил, что уголовные дела по преступлениям экстремистской направленности в настоящее время являются неотъемлемой частью в том числе в медийном пространстве страны. По ходу рассмотрения таких дел в обществе справедливо звучали вопросы о границе реализации гражданином своих гарантированных Конституцией прав на свободу слова, выражение своего мнения, свободу печати, с одной стороны, и преступлений экстремистской направленности – с другой. «В этом ключе определение Конституционного Суда соответствует сложившейся в настоящее время судебной практике по делам об экстремистской направленности», – полагает адвокат.

По мнению Игоря Кустова, определение КС фиксирует основания для наступления уголовной ответственности, в том числе и по таким категориям преступлений, как «дела за репосты». Он обратил внимание на выводы Суда о том, что реализация одним гражданином своих прав и свобод, которые нарушают права и свободы иных лиц, носит общественно опасный и противоправный характер, может и должна влечь уголовное наказание. Таким образом, данное определение юридически обоснованно и логично, считает адвокат.

Партнер КА г. Москвы «АКП Бэст Адвайс» Максим Первунин указал, что позицию КС надо рассматривать как данность и особенность текущего развития правоприменительной практики. «Сложно представить, чтобы суд занял иную позицию, когда интересы обороны и безопасности государства вступают в прямое противоречие с личными конституционными правами человека. Это, несомненно, отличается от подходов правоведов к определению конституционных ценностей. Еще недавно правоведы предлагали определять конституционные ценности как общесоциальные принципы (догматы) с правовой коннотацией, закрепленные в Конституции или вытекающие из системного толкования нескольких конституционных предписаний, а также выявляемые в ходе интерпретационной деятельности органов конституционного правосудия, которые имеют целью обеспечить достижение такого соотношения интересов личности, общества и государства, где в приоритете высшая ценность личных прав человека в рамках возникших в ходе цивилизационного развития морально-нравственных, общесоциальных, этических, правовых, культурных и иных фундаментальных основ человеческого бытия», – отметил он.

Максим Первунин пояснил, что разница между нормой права и существующей практикой по делам об экстремизме порой очень велика. Во-первых, понятие действий экстремистской направленности нередко расширительно толкуется правоохранительными органами. «Лично принимал участие в делах, когда даже совершение богослужений и обсуждение нравственных тем о любви к ближнему в домашних условиях (непублично) рассматривались как действия экстремистской направленности против основ конституционного строя», – поделился он.

Во-вторых, добавил эксперт, нередко используются сомнительные предвзятые эксперты, проводящие экспертизы в нарушение утвержденных методических указаний. Такие эксперты готовы подтвердить факт наличия экстремизма практически в любом высказывании: «Это понятно, ведь какой смысл следственным органам и суду пользоваться экспертами Минюста, если при этом эксперты могут не найти следов экстремизма».

Максим Первунин обратил внимание на нарушения Закона о ПОД/ФТ. Адвокат пояснил, что с момента появления сведений о причастности к экстремистской деятельности, например даже факта признания лица подозреваемым, все его операции с денежными средствами и имуществом подлежат обязательному контролю. А это означает, что его права существенно ограничиваются без решения суда на основе закона. «Ко мне обратился подзащитный, обвиняемый по 282.2 УК. Была избрана мера пресечения в виде домашнего ареста. При попытке подзащитного выплатить вознаграждение адвокату по соглашению об оказании юридической помощи банк отказал в проведении платежа, сославшись на Закон о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма. В последующем следствие сняло все обвинения в связи с отсутствием состава преступления экстремистской направленности», – рассказал он.

Читайте также

Также, добавил адвокат, имеются неоднократные факты дискриминации подозреваемых, обвиняемых и осужденных по экстремистским статьям. «О факте пыток подозреваемых в экстремизме в Воронеже мною было написано в “АГ” в 2022 г. Также в Махачкале Советский суд неоднократно отказывал в компенсации имущественного вреда, допущенного государством в результате незаконных мер процессуального принуждения (ч. 3 ст. 133 УПК) лишь на том основании, что осужденный не является реабилитированным. К счастью, Пятый кассационный суд неоднократно возвращал дело на новое рассмотрение. Новомосковский районный суд отказывал осужденному по экстремистской статье в УДО и в замене срока более мягким наказанием в связи с тем, что осужденный в колонии поставлен на спецучет в качестве лица, склонного к экстремистской деятельности, хотя такому учету подлежат все без исключения лица, осужденные по экстремистским статьям», – рассказал Максим Первунин.